Недоступная девственница - Питер О`Доннел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А кто проводит меня? Джако?
— Нет, хотя твой преждевременный уход на какое-то время огорчит его. Есть Лобб, Селби и другие. Они терпеть тебя не могут и будут рады мне поспособствовать. Я умею организовать дело, Адриан. Кроме того, я всегда могу воспользоваться ус лугами этих кикуйу, ведь они так лихо обращаются с мачете. Так что возьми себя в руки, Адриан. Такие дискуссии только выводят тебя из себя. Ненавидеть меня — пустая трата энергии, потому что ты все равно ничего не в состоянии со мной поделать. Если ты только попытаешься, то умрешь страшной медленной смертью. А поскольку тебе это известно, ты не решишься на такую попытку. — И тотчас же, без перехода, Брунель произнес: — Лучше расскажи, как у тебя идут дела с доктором Пеннифезером.
Какое-то время Адриан сидел неподвижно, уставясь на далекий горный хребет. Лицо его было напряжено и взмокло от пота. Зрачки глаз превратились в две черные точки. Он вздохнул, потом сказал каким-то отстраненным тоном:
— Пеннифезер? Пока я ничего из него не вытянул.
— Но ты сильно поработал с ним. Может, твои методы слишком прямолинейны?
— Может, он просто не знает координат? Или Новиков выболтал их ему, но доктор не понял.
— Он их знает, — уверенно отозвался Брунель. — Он говорил при мне, что Новиков повторял по-русски одно и то же. По крайней мере, часть того, что он повторял, и были координаты. Можешь считать это установленным фактом, Адриан. Пеннифезер утверждает, что не мог вспомнить слова, которые, помимо всего прочего, не понял бы, так как не знает по-русски. Не уверен, что он не лжет. По крайней мере, у меня создалось впечатление, что он не до конца откровенен.
— Я не тороплюсь. Когда я с ним закончу, он проявит полную откровенность. — Шанс немного пришел в себя, бледность исчезла, и он опять держался с присущей ему уверенностью.
Брунель немного помолчал, потом сказал:
— Сейчас пора прекратить обработку Пеннифезера. Пусть терзается мыслями о том, когда это возобновится. Это само по себе способно сломить волю. Потом ты снова станешь его обрабатывать. Необходимо довести его до такого состояния, когда он искренне захочет поделиться с нами всем, что знает, когда он будет гореть желанием рассказать нам все. Если и это не принесет результатов, попробуем наркотики и гипноз. Вдруг все-таки удастся выудить информацию из подсознания.
Шанс допил кофе и встал из-за стола.
— Каков должен быть перерыв? — спросил он.
— Погоди несколько дней. Потом я дам тебе знать, когда продолжить. Сегодня днем я хочу провести эксперимент. Я устрою встречу Модести Блейз и доктора.
— Встречу? Но зачем?
Вдруг это принесет результаты, вдруг они как-то подействуют друг на друга. Скорее всего, это принесет пользу не им, но нам. По крайней мере, когда они увидят друг друга это не вселит в них оптимизм.
— Наверное, вы знаете, что делаете, — сказал Шанс, пожимая плечами.
— Вот именно, — улыбнулся Брунель. — И советую тебе не забывать об этом, Адриан.
На Модести было белое льняное платье Лизы. Час назад они съели ланч, и теперь Модести стояла у клетки с гориллой. Недавно прошел дождь, и от земли поднимался пар. Когда они вышли из дома, Брунель сказал Модести:
— Почему не прогуляться к клетке с Озимандиасом? Вдруг вы встретите там старого знакомого.
Модести решила, что это очередной фокус Брунеля, и была сильно удивлена, когда увидела, как к клетке приближается Пеннифезер. Она двигалась навстречу ему не торопясь, потому что не сомневалась: из дома за ними следят. Пеннифезер, судя по всему, шел без какой-то цели, но, увидев Модести, прибавил ходу.
Когда Пеннифезер оказался совсем рядом, Модести сделала над собой усилие, чтобы сохранить на лице непроницаемое выражение. Он нес свои башмаки в руках, а ступни ног были завернуты в куски штанин. Брюки его теперь были оборваны у колен. Лицо его еще более осунулось, глаза запали, волосы запачкались. При виде Джайлза Модести охватило отчаяние. Она поняла, что его пытали, а между тем у нее нет ничего, что бы она могла предложить ему в виде облегчения.
Увидев ее, он замахал ботинком, и на худом лице стала расплываться широкая улыбка. Модести заметила, что на запястьях у него ссадины, похоже, от веревок.
— Господи, я-то решил, они меня разыгрывают, — сказал он и уронил башмаки, чтобы пожать ей обе руки. — С тобой все в порядке?
— Конечно, Джайлз. Я бы с удовольствием поцеловала тебя, но за нами следят, и я не хочу доставлять им лишнее удовольствие. Давай лучше немножко походим вокруг. Вряд ли они успели расставить жучки, да и дом далековато, чтобы нас могли услышать.
— Хорошо, — кивнул он и, взяв ее под руку, добавил: — Правда, я нынче не бог весть какой ходок…
— Да, я заметила. Но решила не подавать вида, раз уж за нами следят. Что они с тобой делают?
— Ну, устраивают небольшой мордобой, отчего потом в голове звенит. И оставляют надолго без воды. Но это не самое главное. Неприятно, правда, торчать в темноте круглые сутки. Слишком уж медленно начинает тянуться время. Ну и еще, — он посмотрел на ноги. — Этот серебристый мерзавец вырывает у меня в день по ногтю. На ногах. В конце мордобоя. Довольно чувствительная операция.
При этих словах Модести сразу подавила болезненный смех, который уже зарождался в ее горле. Усилием воли она не позволила развиться истерике, хотя нервы ее натянулись как струны. Она лишь тихо сказала:
— Боже, представляю, как ты меня ругаешь за то, что я впутала тебя во все это.
— При чем тут ты? Не могли же мы сидеть сложа руки. Просто кое-что получилось не так. Ну, а тебе от них сильно досталось?
— В общем-то нет. По сути дела, они меня оставили в покое.
— Уже неплохо.
— Я бы не сказала. Никак не могу придумать что-нибудь разумное. — Модести сокрушенно покачала головой. — Сама себе удивляюсь. Главное, мне случалось бывать в разных переделках, и всегда отыскивался выход. Не понимаю, что со мной творится.
— Что за чушь? Ты же не волшебница?
— Тут не надо быть волшебницей, Джайлз. Просто требуется воля. И умение шевелить мозгами. Но у меня сейчас и с мозгами, и с волей дело плохо. — Модести заметила, что в ее голосе появились нотки отчаяния, сделала усилие: сосредоточиться. — Джайлз, неизвестно, сколько продлится наше свидание, поэтому говори сразу: где они тебя держат. Это пригодится.
— За складом горючего, есть такое кирпичное строение. Там я и живу. Под замком. Там, где генератор.
— Ясно. Ты им что-нибудь сказал?
— Ты в смысле координат? Нет, конечно. Ты не подумай, что я герой, — Пеннифезер помотал головой, потом резко хохотнул: — Ору как резаный, когда теряю очередной ноготь. Даже странно, что ты ничего не слышала. Я решил помалкивать. Потому как понял: если я им все скажу, мне сразу крышка.
— Да, но… Надолго ли тебя хватит?
— Об этом я не думал. У меня осталось пять ногтей. А когда сдерут и их, серебристый, наверное, придумает что-то другое… В общем, я терплю и надеюсь на лучшее.
Модести насупилась, испытав прилив ненависти к себе. Джайлз явно понял это, потому что чуть стиснул ей запястье и сказал:
— Не беспокойся, лапочка… Он, виноват, совсем забыл. Ты же просила не называть тебя лапочкой! В общем, будем держаться… Я боялся, что если они решат, что я ничего не понял из бреда бедняги Новикова, то потеряют ко мне интерес и уж точно прикончат. Тогда я пустился на хитрость — дал понять этому гаденышу Брунелю, что я мог бы кое-что припомнить — если бы удалось поднапрячься. Пусть надеются. Ну, а как твои дела, милая Модести?
— Мне больше повезло, чем тебе. Они задумали меня перевоспитать. Пока с помощью промывки мозгов. Это не больно.
— Так, ну-ка посмотри на меня, — вдруг распорядился он тем властным тоном, каким разговаривал с пациентами в африканской деревушке. Модести повернулась к нему. Ей пришлось сжать губы, чтобы те не расплылись в улыбке. Запавшие глаза Джайлза смотрели на нее с той живостью, непосредственностью и серьезностью, которые свидетельствовали, что дух его не сломлен, хотя откуда он черпал эти силы, она не понимала. Модести почувствовала, как ее окатила теплая волна симпатии — и одновременно она испытала волевой подъем.
Пеннифезер нахмурился, словно пытался ухватить за хвостик какую-то непослушную, неуловимую мысль. Наконец он заговорил:
— Значит, ты немного запуталась, да? Я понимаю, что дела наши хуже некуда и очень многие на твоем месте растерялись бы. Но тебе уже приходилось сталкиваться и раньше с чем-то вроде этого. Скажи — ведь обычно опасность тебя мобилизовала, обостряла восприятие и все такое, верно?
— Верно. А вот сейчас я никак не могу собраться. Просто ума не приложу, в чем дело. Я утратила былые навыки. Он коротко рассмеялся.
— Ничего удивительного. Ладно, давай прогуляемся. Так вот, мне кажется, они потчуют тебя тимолептиками. По крайней мере, у тебя такой вид…
— Что?! — слова Джайлза подействовали на нее как холодный душ — заставили поежиться и в то же время собраться с мыслями.